О наслаждении, которое всегда с тобой Из серии нынешних признаний Сразу признаюсь и бесповоротно. Я бессильна перед едой. Она наступает стройными полками с развевающимися знаменами упаковок и реклам. Она всюду. Она своим разнообразием под стать искусству. О, овощи всех цветов светофора вплоть до черно-бордовой свеклы. А эти оттенки зеленого… ах и ох А ведь еще ее разнообразная текстура, одна наощупь, другая – во рту А запахи! А вкусы! И наконец, она доступна. Ее можно приготовить самой или отдать наоткуп специально обученным людям. Здесь не имею в виду мужей. Они тоже хороши, но специально… приготовленные Она делает обычное насыщение трапезой с хорошими разговорами: с кем - какими: С Тимкой можно и под кньоли разговориться, (Мама называла «кнели» и это звучало нежнейше, как «Неля», фарфоровая куколка с наклеенными волосами и хорошенькими башмачками), для Олега Георгиевича аранжировкой – хороший коньяк, а с Машкой – что-то экзотическое, легкое, оставляющее после себя ощущение легкого обморока В зависимости от того, на что вы приглашаете друга, подругу ли, сценарий предопределен: ну, не будете же вы с другом на короткой ноге есть борщ или пироги. Если мужчина пригласит вас на горячее, сложносочиненное, длительно приготовляемое, девушки, верьте в серьезность его намерений, и человек стремится к основательности, и отношений ему хочется стабильных. А если Наталья Михайловна зовет вас на хачапури, то это на два дня с полуночными разговорами со всеми прелестями грузинской кухни, с массой приправок, с открыванием гардероба и сердца, да и собой нагрузят: от еды до фарфоровых чашечек. А еще и мистика – никогда не уверена в результате своих гастрономических изысков: время, гормональный фон, собеседник – сотрапезник, и вкус питаемого меняется неотвратимо. И дело не в дыне с ветчиной в Базиликате или топасах Барселоны, ласточкино гнездо в Пхукете или меленькая клубника в Киото. Дело, похоже, в Духе, который не может жить без пищи, как не пиши. И в какой момент пища становится духовной - и есть чудо. А вкус меда! Папиного – это особая стать с золотым шорохом медогонки, с таинствами его белых одеяний, особой чистотой выскобленного стола, медными тазами, приготовленными ножами, какой-то чистотой столярки, отмытостью стекла. Праздник. Таинство. Любовь. И привозимого подружками из дальних странствий, приносимого в подарок дальними , в качестве подношения и близкими по необходимости. А еще та, почти ритуальная еда. После любви. Ночью. В твоей рубашке на голое тело, с пританцовывающими босыми ногами. Готовка в четыре руки с закусыванием травкой, со свернутым небрежно партучем, с замечательно сочным мясом, с полупустым стаканом вина. С прелестью близости, нежности, родственности почти. С тем, что есть полнота жизни. И завтраки детям, причудливо украшаемые каши с названиями, обязательно с названиями, позаковыристей, чтоб привлечь внимание, оттянуть уход в школу, улыбнуть с утра, смягчить тягость раннего пробуждения, большого дня. Вся жизнь пунктиром завтраков, обедов иногда, ужинов, перекусов, ланчей, бранчей, запихиванием в себя студенческой торопливой еды. Не до этого! Жизнь – вот она. Куда там еда! Поэтому все влюбленности, напрочь отбивали вкус еды. Едва горло пропускало воду. Просто одна душа, отталкивающая земные плоды. Разве что яблоко, сломленное для двоих на подоконнике особняка графов Бобринских А еще кофе, всегда отменное итальянское, первый индийский с мамиными тугими пенками молоком, бразильский касике, потом в перестроечные времена – с непонятными марками из американских военных запасов, сбившееся в комки, и нынешнее изысканное со вкусом ванили от Кати, Parisian от Жени. Как-то в этих подарках кофе, чая, меда чувствую себя постаревшей. Как будто и не женщина вовсе, а старушечка, всеобщая тетушка, которой пофартить и можно только пищевыми подарочками в красивых упаковочках. А еще и еда с Полиной, открывшей мне прелести дикой кухни охотничьих трофеев. Вот с кем бы можно было бы написать поваренную книгу! Она-то, наверное, еще напишет. Я уже нет. Буду рассматривать чужие. Для написания поваренной книги нуже